Продолжение следует.
Сорокин по образованию был мастером художественно-прикладного искусства, но имел влечение к так называемому «чистому» искусству, живописи, совершенствуясь и в этом деле.
Тесное общение с ним благотворно действовало на формирование моего художественного вкуса и поддерживало стремление к практике в живописи.
После летних каникул 18-го года я возвратился в Москву, чтобы учиться дальше. Частное коммерческое училище стало государственным учебным заведением. Однажды солнечным весенним днём я шёл по улицам Москвы, наслаждаясь погожим днем, и встретил одного из приятелей братьев Сорокиных, который выдал мне тяжелую новость о смерти Ф.Н. Сорокина. Это известие поразило своей неожиданностью и нелепостью самого факта. Во время очередных летних каникул в Кимрах на мою долю осталось только посещение места его погребения, чтобы утешить глубокую скорбь.
После революции в Москве действовала Школа живописи, ваяния и зодчества, где обучались лица, способные к художественно-творческому труду в области изобразительного искусства. По живописи школа готовила живописцев-станковистов, в отличие от художников-прикладников, разнообразных декораторов, способных украшать предметы обихода на высоком эстетическом уровне, которых готовило Строгановское художественно-промышленное училище. В 1918 году обе эти школы были преобразованы: Строгановское училище – в Первые свободные художественные мастерские, а Школа живописи – во Вторые свободные художественные мастерские.
Бывшая Школа живописи, ваяния и зодчества ежегодно устраивала отчетные выставки работ выпускников школы. В 1917 году я посетил такую выставку в здании школы на Мясницкой улице, против почтамта, и тем самым установил контакт с учебным заведением, впоследствии сыгравшим в моей жизни значительную роль.
В Московской средней школе, где я учился, в описываемое время уроки рисования преподавал художник В. Егоров, воспитанник Строгановской школы. Этому человеку, отличавшемуся большой сердечностью и отзывчивостью, я был обязан тем, что мой интерес к живописи возник уже в процессе первоначального изучения азбуки рисования.
В средней школе я учился во второй вечерней смене, утро и день у меня были свободны. Каким-то образом, уже не помню, мне стало известно, что в Свободных художественных мастерских можно беспрепятственно заниматься обучением художественному делу. И я решил воспользоваться такой возможностью.
С начала XX века в художественной школе назревали серьёзные противоречия. Академическая система обучения изолировала учащихся от бурных событий художественной жизни, сопровождавшихся формированием многочисленных новых течений в изобразительном искусстве. Студенты требовали привлечения для преподавания представителей этих течений, они хотели овладеть не только профессиональным мастерством, но и вникнуть в суть современных творческих школ. В реорганизованных вузах многие мастерские возглавляли представители «левых течений». В художественную школу хлынул поток свежих творческих веяний.
Для поступления на учебу в Свободно-художественные мастерские не требовалось предоставления каких-либо документов, двери мастерских были открыты для всех желающих заняться искусством.
В списке мастерских, где можно заниматься, были перечислены фамилии мастеров и их принадлежность к творческому течению; Малявин, Милютин (натуралисты), Архипов, Ульянов (реалисты), Коровин (импрессионисты), Кончаловский, Машков, Лентулов, Куприн (постимпрессионисты), Кандинский, Малевич (супрематисты). Из этого набора мне предстояло выбрать мастера, у которого я буду подмастерьем, как было предложено называть учащихся Свободно-художественных мастерских.
Многие из этого списка были знакомы как художники по их работам, встречавшимся мне при посещении всевозможных выставок, но это были мастера полностью укомплектованных мастерских. На выбор остались мастерские художников, имена которых мне были неизвестны. Создалась ситуация покупки «кота в мешке». Наугад я назвал мастерскую Кандинского и таким образом стал его подмастерьем.
Посещая мастерскую в утренние часы, когда был свободен от занятий в школе, я писал натюрморты масляными красками. А самого мастера Кандинского я встречал редко. Днем он был занят служебными делами в Наркомпросе, где был руководителем Института художественной культуры как научного учреждения. Кандинский видел, что я начинающий в деле освоения живописи и пока нуждаюсь в самых простых упражнениях по рисунку. И он говорил мне, что это необходимо, чтобы экспериментировать в своих работах и пытаться практически освоить жанры новых течений изобразительного творчества. Сам он, как мне стало известно впоследствии, совершенствовался в освоении техники рисунка в знаменитой школе Ашбе в Мюнхене, откуда вышли все выдающиеся рисовальщики того времени.
В мастерских всегда ощущалась атмосфера, способствующая производительному творческому труду, здесь можно было наблюдать результаты успешного овладения техникой живописи и рисунка. Я посетил много мастерских и пришел к выводу, что мне надо искать возможность устроиться к художнику Архипову. Улучив момент, когда Абрам Ефимович проходил по коридору, я обратился к нему с просьбой принять меня в его мастерскую. Он ответил, что по этому вопросу надо обращаться в канцелярию. Я сказал, что в канцелярии отвечают на такую просьбу отказом, так как приема в его мастерскую нет. «Так о чем же тогда разговор? А вы сейчас где-нибудь занимаетесь?», на что я ответил, что занимаюсь в мастерской Кандинского. «Ну что ж, тогда поговорим». Прошли в актовый зал школы и побеседовали, сидя на рояле. В свою мастерскую он меня принял. Мне представляется, что благоприятному исходу этого разговора для меня способствовало положение, создавшееся к тому времени в изобразительном искусстве. Художники традиционного, консервативного направления занимали крайне правую позицию, и таким был Архипов, которому принадлежал приоритет в создании, как он сам называл, беспредметного искусства, иначе супрематизма или абстрактного искусства.
Случай моего перехода из мастерской крайне «левой» в крайне «правую» Архипову показался любопытным, а может быть, и знаменательным, так как существовала в этом вопросе тенденция как раз обратная: молодежь предпочитала увлекаться «левыми» направлениями в искусстве.
А.Е. Архипов был художником европейской известности. Его картины экспонировались во многих западноевропейских собраниях живописи, наравне с лучшими образцами мирового искусства. В дореволюционное время он был членом Союза русских художников. Это объединение ратовало за сохранение завоеваний реалистической живописи и утверждало традиционные тенденции ее развития. Родился он в Рязанской губернии, в тех местах, которые примыкают к Мещерским лесам Рязанщины, воспетым писателем Паустовским. Из этих же мест произошел выдающийся русский художник начала нашего века Малявин, автор популярной в свое время картины «Рязанские бабы», там же находится и родина поэта Сергея Есенина. Паустовский, повествуя об обстоятельствах существования деревенских жителей Мещеры, пишет в своих очерках, как они в своих беседах обсуждают вопрос о возможном приезде своих земляков Малявина и Архипова.
Как художник Абрам Ефимович по стилю своего творчества отличался резко выраженными национальными чертами, он был типично русским мастером, и эти его черты привлекали внимание иностранных коллекционеров как ценителей живописи. Его называли русским Цорном (знаменитый шведский художник). Схожесть его картин с произведениями Архипова была чисто внешняя, только по манере живописного мазка. Мне приходилось видеть несколько картин Цорна в подлиннике, и мне представляется, что Абрам Ефимович по мастерству его превосходит.
Как-то мне пришлось идти с Архиповым по московским улицам, и в разговоре я задал ему вопрос о том, каким образом ему удается продавать картины в условиях, когда отсутсгвуют в стране частные коллекционеры, и он ответил, что картины у него покупают иностранцы. Я поинтересовался также, какова цена в этом случае. И он назвал стоимость – 1000 рублей. Чтобы перевести в соответствие с нынешним курсом рубля надо названную сумму увеличить в четыре раза.
В настоящее время одна из улиц в Москве названа его именем. Этой чести он удостоен в знак признания его заслуг в деле развития национального искусства. Проходя по этой улице в районе площади имени Ногина, я с удовлетворением отмечаю для себя тот факт, что в свое время имел возможность общаться с таким выдающимся деятелем культуры.
На снимке: школа живописи, ваяния и зодчества, впоследствии Строгановское училище и Первые свободные художественные мастерские.