Неизвестный солдат о себе и других. Часть 1. Из глубины жизни народной. Продолжение
Он в других условиях мог бы быть большим и полезным работником, здесь же оказался, по выражению Постникова, зараженным всеми пороками и города и деревни. Он пил много и напивался до буйства даже во время работы, играл на бильярде, играл даже в карты, пока местные картежники не изгнали его из своей среды за «нечестные» приемы. Дрался, бывал бит, ходил с синяками, и все сходило ему без всяких последствий, может быть потому, что и сам он зла не помнил.
Старшина дорожил им, как своей правой рукой, старосты кряхтели под тяжестью угощений и все же терпели, и они считали его более удобным по сравнению с Постниковым. «Все не без греха!»
О политических взглядах этого человека судить и говорить нечего. Революционером он не был и не хотел быть, и монархистом был не по убеждению, а по службе. Поручение земского начальника об устройстве в селе отделения «Союза русского народа» он не исполнил, значки пьяный раздал кому пришлось из москвичей (конечно, не союзникам, москвичи брали эти значки для показа городовым в случаях задержания!) и даже нацепил один значок нищему полоумному старику «на смех».
О том, что рабочие не могли и не хотели жить по-старому, нам было известно из газетных сообщений о многочисленных забастовках на фабриках и заводах, из речей депутатов Государственной думы – большевиков и по рассказам наших сапожников, возвращавшихся в деревню из Москвы, Петербурга, Твери. Рабочие бастовали, выражая свой протест и накипевшую злобу не только против буржуазно-крепостнической монархии, против полицейского произвола, а и против своих эксплуататоров, против класса буржуазии. Собственно, рабочие и вели свою борьбу за новую жизнь, против капиталистов, буржуазии, как основного своего врага и царизм готовились сбросить, как жандарма, приказчика, охранявшего эксплуататоров и собственность их на фабрики и заводы. Но, не разрушив монархию, нельзя было развернуть и социалистическую революцию.
То, что крестьяне жить по-старому не могут, мы знали по собственному опыту. Крестьяне не могли жить по-старому потому, что уже не могли работать по-старому. Они еще продолжали мечтать о захвате помещичьей земли, о расширении надела, надеясь путем увеличения количества в своем владении добиться улучшения жизни, но и они уже задумывались о пользе машины, о возможности работать по-новому при помощи механических сил, о замене ручного труда машинным трудом.
Революция надвигалась со всех сторон и давала о себе знать о своем пришествии и в поведении солдат, приходивших в запас из армии. Они тоже думали, что служить по-старому нет возможности.
А власти управлять уже не могли по-старому. Министры царского правительства, черносотенцы и кадеты вместе искали способы выхода из положения. Начал свою карьеру «старец» Григорий Распутин, о деяниях которого уже ходили занимательные рассказы, подвизался монах Илларион, писал свои статьи в «Русском слове» священник Петров и шумели о необходимости управлять по-новому другие спасатели монархии. Пуришкевич ратовал за «улучшение нагайки», а в тиши кабинетов генерального штаба разрабатывались планы предстоящей войны, главной целью которой было истребление миллионов «беспокойных» рабочих и крестьян для успокоения остальных.
Империализм – эпоха войн и революций. Главнейшей причиной войны в период империализма является неравномерность развития капитализма в отдельных странах. Это определение стало достоянием всех трудящихся, но в 1912 году мы не знали его, война казалась нам бедствием, вызываемым действиями правящих клик чиновников, генералов, помещиков и капиталистов стран, прозванных «великими державами».
Дед Матвей, сторож нашего ученического общежития в Губин-Угле, пришел однажды трезвый и с книжкой в руках. Он принес «Адрес-Календарь», и потребовал, чтобы мы нашли, когда Благовещение будет в среду на Пасхе, сам он был неграмотен. Мы нашли то, что он требовал. «Благовещение в среду на Пасхе» приходилось на 1915-й год. «Запомните», – сказал Матвей, – я не доживу до тех пор, а вы доживете и сами будете страдать: в этом году будет всемирная война, все народы обезумеют и поднимут оружие друг на друга, все цари падут и наступит конец свету…». Кто-то из нас засмеялся, но старик строго остановил его: «Так говорят наши старцы, а они знают все, их пророчества всегда сбываются, а ты глупый несмышленыш…», – обратился он к смеявшемуся. Матвей был строг и озабочен (это был 1909-й год).
В Губин-Угольском приходе с незапамятных времен держалась, несмотря на все гонения, старообрядческая община, а Матвей был старообрядец, говорил он по приказанию настоятеля общины.
Уже после Октябрьской революции стало известно, что генеральные штабы «Антанты» проектировали начало войны на 1915-й год после перевооружения русской армии. Генеральный штаб германского кайзера Вильгельма узнал об этом проекте; война развернулась прежде, чем русская армия была подготовлена к ней.
В 1911 году волостному старшине с нарочным был доставлен пакет, в котором было заключено несколько других пакетов темно-красного цвета. Пакет был из Корчевы от воинского начальника. На конверте было напечатано: «Совершенно секретно», вскрыть по особому распоряжению». В записке на имя старшины говорилось, что введено новое мобилизационное расписание 1910 года. Нам об этом «совершенно секретном» событии рассказал помощник волостного писаря Чагин, а подробностями похвастал сын волостного старшины Василий Касаткин.