Неизвестный солдат о себе и других. Часть 2. Из глубины жизни народной. Продолжение
В марте-апреле и сами агитаторы зачастую «еще не записались в партию». Их собственное политическое самоопределение происходило не быстро и не без осложнений. Одни пункты программы партии им казались приемлемыми, а другие нет, зато требования другой партии по тому же вопросу казались полезными и необходимыми и т.п.
Неудивительно, что в эти дни сами агитаторы не так настойчиво предлагали все части программы партии, с которой держали связь. Иногда можно было слышать: «Об этом вы спросите у товарища большевика или у товарища эсера, меньшевика»… Но идиллии этой скоро наступил конец.
В апреле большевикам пришлось резко отграничить себя от меньшевиков и эсеров, т.к. обе эти «социалистические» партии перешли к активному наступлению в пользу Временного правительства, за сохранение капитализма в России во что бы то ни стало.
Занятия в казармах, как и раньше, начинались в половине девятого утра и кончались в шесть часов вечера; вечерняя, как и всякая обязательная, молитва и поверка были отменены нами еще 28 февраля; время от шести часов вечера было совершенно свободным для всех незанятых в караулах и на дежурствах, т.е. для 80-90% всех маршевых. Ротный комитет запретил распространившуюся в первые дни революции игру в карты, солдаты собирались в группы, обычно по своим отделениям и по землячествам, и занимались своими делами, некоторые отправлялись в народные дома, в кинотеатры или ходили по улицам, но наиболее серьезные и пожилые садились на нары и занимались чтением газет: вслух, чтобы и неграмотные принимали участие, или про себя, в одиночку. Чтение вслух было распространено очень широко, умевшие хорошо читать пользовались большим уважением. (Кстати, «образованные» – студенты и прочие – «возились» с читкой два-три дня с начала революции, а затем и сами к газетам и книжкам не прикасались неделями, у них много личных дел нашлось в городе.) Читали мы, я и несколько человек, по другим отделениям и взводам. Я доставал газеты и журналы в Сокольническом районном комитете большевиков, где секретарь комитета товарищ Сара Бланк относилась к делу обеспечения солдат литературой с очень искренним и большим вниманием. Иногда солдаты сами приносили газеты и просили прочитать. Читали все подряд, но потом стали читать только то, что было рекомендовано партией.
Мы садились на край нижней полки, нары у окна или ближе к лампочке (ночью) и читали; смысл читаемого был в общем понятен, понятны были и требования партии по основным вопросам, но почти каждый раз мы задерживались на иностранных словах, солдаты-мужики хотели все перевести на русский язык и прежде всего само название партии «социал-демократическая». Что это такое: что значит «социал» и что значит «демократ»? Буквальный перевод невозможен, а перевод по смыслу не всегда удовлетворял спрашивающего, хотели знать доподлинно: что значит само слово по-русски? Каждый новый слушатель, а слушатели менялись, непременно повторял этот вопрос, иногда изменяя его форму: «Почему петроградские большевики назвали свою газету «Правда», а московские – «Социал-демократ»?» «А потому, – слышался с другой стороны нар голос сторонника эсеров, читавшего газету «Земля и воля» или «Знамя», – что московские большевики не любят правду, правды боятся!» Приходилось вступать в жестокий спор с эсерами и разъяснять снова и снова малопонятное название газеты, но москвичи назвали свою газету, повторяя название партии, и круг замыкался, опять тот же вопрос: что такое социал-демократ? И почему одни социал-демократы называют себя большевиками, а другие – меньшевиками? Кое-кто из слушателей, желая прийти на помощь, говорил: «Большевики – те, кто требует все, всех больше, а меньшевики – те, кто всего требует поменьше…»
Эсер, перебивая, кричал: «Вы спросите его, что такое муниципализация, он-то уж наверное знает, а то мы во всей Москве не нашли человека, который объяснил бы понятно, что это за штука «муниципализация земли».
При этом эсер так коверкал это нелепое слово, что получалось даже для солдат очень неприлично, нехорошо. Товарищи мои смотрели после этого на меня с явным недоумением… Неужели нельзя было в программе обойтись без этих выражений?..
Бывало так, что после таких, ставших обычными, ядовитых реплик эсера слушатели поодиночке покидали меня и переходили, весьма озабоченные и недовольные, на другую сторону нар. Ведь в решении основных вопросов революции я предлагал им мнение партии большевиков, вполне их удовлетворявшее и понятное, как простая и ясная человеческая речь, а тут… нет ли на самом деле обмана?.. И при всем этом кружки слушателей «Правды» и «Социал-демократа» с каждым днем становились многочисленнее.
После каждого собеседования я шел в райком большевиков на 2-ю Сокольническую, в свою очередь ставил вопросы, на которые трудно было ответить, перед т. Сарой Бланк, и, несмотря на то, что эта женщина была моложе меня и знала, возможно, не больше, она всегда старалась оказать мне содействие: объясняла, доставала брошюры и листовки« с выправленным текстом», как она говорила, а иногда откладывала объяснение до встречи с кем-либо из членов комитета. Однажды она сказала, что моей работой заинтересовался товарищ Русаков и что скоро я буду иметь возможность познакомиться с одним очень знающим товарищем (фамилии этого товарища Бланк не назвала).
О меньшевиках я имел очень слабое представление, среди солдат их почти не было. «Почти» – потому что некоторые офицеры, исходя из формулы «всего понемногу», называли себя сторонниками меньшевиков, но программы меньшевиков не знали и не особенно заботились об изучении меньшевистской литературы (прапорщик Розин и др.), а меньшевики-пропагандисты меня не интересовали.
Как это ни странно покажется сейчас, с меньшевиками меня познакомила большевичка С. Бланк и не без цели: противников нужно знать не только по газетам и книжкам, говорила она после, а и по личным наблюдениям за их деятельностью. Почти рядом со столом Бланк в помещении Сокольнического С.Р.Д. стоял стол Софьи Павловны, секретаря правления или комитета меньшевиков, имевших комнату для своих заседаний и отправления прочих дел рядом с комнатой комитета большевиков.