Неизвестный солдат о себе и других. Часть 1. Из глубины жизни народной. Продолжение
Сход (мир) вмешивался и в семейные дела, всегда в пользу родителей, свекрови, но в исключительных случаях, таких как истязание детей, выносил приговоры и в защиту обижаемых.
Сельское общество, например, Желковское, объединяло пять деревень: Желково, Молоствово, Становилово, Бортниково, Дрисково и Сакулино, около 120 дворов, 700-750 жителей, приблизительно 300 ревизских (мужских) душ, имело после реформы 1861 года общий план земли, от которого к 1911 году остались в общем владении только болота в пустошах да общие межевые границы, забытые всеми.
Власть в сельском обществе принадлежала сельскому сходу, собиравшемуся по мере надобности сельским старостой и волостным старшиной, но мог быть созван и по требованию любого на сходе. На сельском сходе имели право решающего голоса только домохозяева или, по их поручению, старшие сыновья, жены и снохи.
Сельский сход избирал сельского старосту, обычно в присутствии волостного старшины, закрытым голосованием (шарами), но кандидат назначался путем «кричанья», «горлом», в избрании старосты могли принимать участие только сами домохозяева. Кроме сельского старосты, до 1908 года сельский сход избирал «магазейного» (или, по местному выговору, «гамазейного») старосту – хранителя хлебозапасного магазина.
Под руководством сельского старосты сельский сход решал вопросы: о раскладке податей и сборов по ревизским душам (свыше 1500 рублей золотом в год), об исполнении натуральных повинностей: дорожной (содержание и починка дорог и мостов), по борьбе с пожарами деревенскими и лесными, о рытье прудов и колодцев, перевозочной (назначение и доставка подвод военным властям и по требованию властей гражданских – подводная повинность), а также вопросы, вызванные спорами между деревнями из-за пустошей, покосов и, особенно часто, о пастбищах и потравах. Сельский сход имел право по приговору деревенского схода (мира) выносить приговоры о выселении из общества (деревни) людей, нарушающих порядок и приносящих вред жителям. Приговоры эти были очень редки, т.к. наказание приравнивалось к высылке в Сибирь, высшими властями исполнялось немедленно и беспрекословно. Одна угроза применения этой меры вызывала ужас даже у самых отъявленных пьяниц и хулиганов. Сельский староста мог задержать и отправить к уряднику любого «подозрительного беспаспортного» и любого из жителей (взрослого), не подчиняющегося его приказам (но лишь в тех случаях, когда приказ им отдавался «при медали», т.е. официально от имени высшей власти). Этим исчерпывались возможности и права власти сельского общества и сельского старосты. Никаких денежных дел, раскладки и сбора податей у сельского общества и сельского старосты не было.
Обязанности сельского старосты были тяжелы и неприятны. Он собирал и хранил деньги в уплату податей и недоимок. Платить подати никто, даже богатые хозяева, не имели никакого желания, ему приходилось уговаривать бедняков отдавать последние копейки и упрашивать униженно богатеев не задерживать с уплатой почти той же суммы денег в казну, а получал он за свою работу по 3 рубля (потом по 5 рублей) в месяц, 36 рублей в год. Хранение же собранных денег связано было с огромным риском: старосту могли ограбить дома и в дороге, когда денег набиралось много, а «много» по тому времени было и 10, тем более 15, 20, 30 рублей! Деньги «под рукою» при постоянной нужде – опасность не меньшая… Они «сами утекали в дыры по хозяйству, да и на боловство…» (выражение одного из старост, объяснявшего причину недостачи денег при учете). И никаких «доходов» сверх платы! Кулаки и торговцы, хозяева-сапожники не шли на эту службу. Считали ее для себя невыгодной и даже унизительной (ходи по дворам, как нищий, и выпрашивай милостыню…).
И почета никакого не было: староста мог заслужить уважение только умением владеть собою, не превышать своих полномочий, не возвышать голос и уменьем не красть того, что плохо лежит (а «плохо» лежали деньги), и в известных случаях с надлежащим тактом защищать интересы мира перед вышестоящими властями и оказывать покровительство даже недоимщикам.
Путешествуя три дня в неделю с почтой по волости, я должен был заходить каждый раз к тому или другому сельскому старосте, они получали письма и газеты больше других. Я бывал в их избах, наблюдал их домашний быт, знакомился с их семейными и запомнил многое из этих наблюдений. Подробности вряд ли представляют интерес, они повторяются в каждой крестьянской семье, а главное – требует к себе внимания. Прежде всего я не видел старост, описанных в литературе. В моей памяти – образы людей совершенно обыкновенных, людей, отличающихся от других, может быть, большей грамотностью, большей трезвостью и большей хозяйственностью, т.е. лучшим пониманием способов ведения сельского хозяйства. Но пусть сами они покажут себя, какими они были и какими я представляю их в своей памяти.
Ильинский сельский староста Е.К. Хорев, земельный надел на 1 душу, сапожник-рабочий с наделом, хорошо грамотный, непьющий, все время с фартуком на груди, шьет сапоги, тем и живет, согласился быть старостой по твердому приговору общества «послужить миру!».
Усадский – П.Т. Тереньтьев, крепкий середняк, семьянин, большая начитанность, пишет красивым почерком, пьет мало и редко, аккуратен во всем необычайно. Скуп настолько, что «жалеет гривенник потратить на угощение хотя бы чаем» – слова волостного писаря. Старостой был более 20 лет, это несмотря на совершенно независимый и гордый характер.
Кучинский – Иван Пугачев, середняк, малограмотный, любил выпивать, «насидел» несколько десятков рублей (растрата), в 1911 году отстранен как не оправдавший доверия.