Неизвестный солдат о себе и других. Часть 1. Из глубины жизни народной. Продолжение
Волостное правление: старшина, писарь, помощник писаря, староста и волостной суд, вместе с полицейским урядником, было низом монархии, ее щупальцем, присоском в крестьянстве; люди, составлявшие волостное правление были в среде крестьян последними и единственными представителями и охранителями царской власти на местах. Это составляло их главнейшую обязанность и цель, и назначение по должности. (Другое дело, как они сами смотрели на это свое назначение, – и среди чиновников наверху бывали, встречались сочувствующие реформам и даже революции). И среди этих людей наиболее грамотным и знатоком законов был, несомненно, волостной писарь, человек без всяких полномочий, но ворочавший всеми делами волости и державший под своим влиянием и старшину и старост.
О волостном писаре написано немало анекдотов – в художественной литературе фигура эта известна еще со времен Гоголя. После революции 1905 года издавался даже особый журнал «Волостной писарь», но, как и во всем, что касается крестьянского быта, писания эти не отражали действительности и отставали от жизни на многие годы.
Волостной писарь был первым и главным советчиком старшины и первым и, пожалуй, единственным счетоводом у старост: без его помощи ни один староста не мог вести окладные книги; он составлял и денежные отчеты по волости. Писарь должен был знать и знал все законы о крестьянстве, все указы, все циркуляры и распоряжения высших и уездных властей, и быть способным сочинить любую бумагу, приговор, договор, завещание, просьбу, жалобу, отношение, официальный документ и т.п. Он и был мастером канцелярского дела «на все руки».
Люди в этой должности, как и везде, были разные, подвести этих людей под один тип, значит найти нечто среднее, схему, и для этого найдется достаточно широкое основание, но я знал только двух человек в должности волостного писаря и они так были различны, так противоположны по своим моральным качествам, что говорить о каком-то общем для них облике нет никакой возможности.
Владимира Васильевича Постникова я встретил, когда мне было 15 лет, когда, уйдя из дома отца, я искал возможности заработать на кусок хлеба. Мне сказали знакомые в с. Ильинском, что Постников болен, лежит у себя в коморке, что ему нужен переписчик за плату поденно или с листа документа. Это было в 1909 году, когда развернулось широкой волной укрепление крестьянами надельной земли в личную собственность: нужно было писать множество проектов приговоров деревенских сходов с перечислением всех полос, заполосков и т.п., т.е. документы на 4-6 стра-ницах большого формата. Никто, кроме волостного писаря составлять эти приговоры не умел и не мог, ему пришлось исполнять эту (очень нелегкую) работу по вечерам и по ночам, – все хотели иметь документы как можно скорее, началась торговля укрепленной землею.
Постников был даже обрадован моей просьбой о работе. Расспросив меня обо всем, что я знаю, он остался доволен, предложил начинать переписывание приговоров сейчас же.
Владимир Васильевич произвел на меня тяжелое впечатление. Это был необычайно суровый старик, с глазами, легко проникающими внутрь человека, на которого он смотрел. Не будучи робким, я испытывал какой-то страх, когда он смотрел на меня. Он догадался. «Болезнь так изуродовала меня, – сказал он, – а я не так страшен на самом деле, как тебе показалось». Но строг он был к себе и к другим беспощадно.
Он был высок ростом, сух, лицо с крупными чертами, темно-русые волосы и борода, усы, делали его похожим на портрет Чернышевского (он, когда читал или писал, надевал очки с большими круглыми стеклами). Говорил тихо, медленно и говорил, как проповедник, только о серьезном, без улыбки. Меня он на другой же день начал знакомить с основами морали в духе Льва Толстого: служение народу, честность, верность данному слову, любовь к ближнему, нравственная чистота и т.д. – основные требования, которые обязан исполнять человек повседневно. «Для самоконтроля, – говорил Постников, – ты должен перед сном не молитву творить, каясь в грехах, совершенных за день, ты, ведь, неверующий, а вспоминать все, что ты сделал за день и отмечать в своей памяти все хорошее и все дурное, и на дурное обращать больше внимания, чтобы в следующий день не повторить это».
Постников называл имена высокоавторитетных, по его словам, моралистов и, прежде всего имя Льва Толстого.
Я испытывал чувство протеста и недоумения: с какой стати и по какому праву этот неизвестный мне старик вздумал учить меня, вроде попа нового, особого вероисповедания!? Но я принужден был слушать изречения старика и, поневоле, запоминать их (память моя работала независимо от настроения). Я отбросил «непротивление злу», но многое осталось и действовало стихийно всю жизнь.
О Постникове говорили, что он, когда-то в молодости был сторонником революции, работал в городе, пошел на служение народу, стал волостным писарем, чтобы исполнить эту службу. Наблюдая восстание крестьян против помещиков в 1905 году, там, где он был писарем, – где-то в другом уезде или в другой губернии, пришел в ужас: крестьяне разгромили на его глазах усадьбу, сожгли дом со всеми обитателями, разочаровался и впал в мистику. Теперь, накануне смерти, больной, начал верить в загробную жизнь. Сына своего посвятил служению народу через церковь – отдал в духовное училище.
Постников настойчиво предупреждал меня: честных людей мало, доверять людям с первого знакомства не следует вообще, а здесь, в волостном правлении, можно испортить себя очень быстро; можно потерять и стыд и совесть, можешь превратиться в мелкого мошенника. Он не советовал мне идти на постоянную работу в волостное правление, если она и будет возможна. «Особенно остерегайся приятельских связей с помощником писаря. Он – пьяница, взяточник и нечистоплотен в личной жизни; сторонись его и старайся быть независимым…» (Однако, видя мое безвыходное положение, Постников рекомендовал меня назначить разносчиком почты по волости).
Сам Постников не пил, не курил, жил очень скромно, даже более чем скромно, большую часть заработка он расходовал на ученье сына (сын был в училище «своекоштным», т.к. не принадлежал к духовному сословию). Кстати, сын Постникова после Октября уже будучи дьяконом, сложил сан свой и вступил в ряды РКП(б).
Постников умер в 1910 году, на его место был назначен из Корчевы человек лет 24-х, имевший образование за городское училище, из мещан, служивший в каком-то уездном учреждении. Говорили, что он не по своей охоте оказался в селе, что причиной этому было нечто и от политики, но потом стали говорить, что вся политика эта состояла в особом внимании к этому красивому молодому человеку уездных дам, что не могло нравиться начальству.
Новый писарь имел, несомненно, обширные канцелярские знания, имел значительный опыт и располагал недюжинными способностями.