Неизвестный солдат о себе и других. Часть 2. Из глубины жизни народной. Продолжение
И мы сделали это, мы рассмотрели все доводы и все логические фокусы меньшевика, нашли суть их порочности и лживости, ведь в нашем распоряжении были тезисы и статьи Ленина и статьи других большевиков из «Правды», «Солдатской правды», Социал-Демократа» и прочее.
Мы пришли к выводу, что «ученый» меньшевик вводил нас своей речью в заблуждение, что он сознательно запутал вопрос о революции и об отношениях рабочего класса и трудящегося крестьянства сейчас и при диктатуре пролетариата – при Советской власти. Разобрались мы и в медицинской терминологии меньшевика: февральская революция не была родами нового общества, она не разрешила ни одного основного противоречия в русском обществе, – рабочий класс остался в том же положении угнетенного, капиталистами-фабрикантами-заводчиками, класса; крестьянство не получило землю, за которую боролось против помещиков; нет мира, – продолжается империалистическая бойня, в которой погибают десятки и сотни тысяч рабочих и крестьян, а семьи солдат вымирают от голода. Февральская революция смела самодержавие, она была той баней, которую рабочий класс обещал устроить еще в 1905 году всем, кто находился в то время у власти и расстреливал народ, баней перед родами, а роды – социалистическая революция – впереди, только она сможет разрешить все противоречия между производительными силами и производственными отношениями, уничтожив частную собственность на средства производства, на фабрики, заводы, на землю. А о том, как строить социализм, рабочий класс и трудящееся крестьянство сумеют договориться, когда установят свою Советскую власть. В то время эти выводы не были такими гладкими, но смысл был тот же самый.
Однако я испытывал серьезное и острое беспокойство, – «Капитал» Маркса я еще не только не прочитал, но и не видел; в 1911-1913 годах, когда мы с Д.Ф. Кулаковым изучали книжку Каутского, как уже сказано, о «Капитале» Кулаков говорил, но достать эту книгу нам не удалось, а после смерти Кулакова в 1914 году у меня связей с социал-демократами почти не было. В Кимрах социал-демократы разбрелись, а с тверскими большевиками связь из деревни за 100 верст держать было трудно, хотя я и встретился однажды с тов. Ник-вым и получил от него литературу и некоторые указания.
На другой день я поспешил к товарищу Малёнкову в районный Совет рабочих депутатов, где мы обычно встречались, и рассказал обо всем, что произошло накануне в казармах. Товарищ Малёнков выслушал меня, как и всегда, совершенно спокойно, сказал, что неуспех мой не так уж значителен; меньшевик пустил в ход излюбленный ими прием дешевой демагогии; что я поступил правильно, переведя разговор на практические политические вопросы, – солдаты не могут подолгу увлекаться проблемами общественной беременности, они люди практического склада и действия. Но далее товарищ Малёнков говорил с большой озабоченностью, он спросил меня из какой организации был в казармах агитатор-меньшевик; я ответил, что меньшевик этот числится солдатом-вольноопределяющимся, а в какой организации состоит, – не знаю. «Нужно бы узнать… Меньшевики занимаются провокациями, они носятся с предложениями о совместных действиях и даже об объединении с нами, а вот на практике действуют против нас открыто враждебно. По-видимому, они перешли в наступление против нас не только в центре, но и здесь, на местах; это борьба за массы, борьба жестокая и тяжелая… Нужно быть в этой борьбе с хорошим оружием в руках».
Товарищ Малёнков, перейдя затем к моему личному вопросу, признал, что глубокое знание марксистской теории – прямая обязанность большевика, «Капитал» рано или поздно придется изучать, сейчас это очень трудно, но и сейчас следует перелистать эту книгу. «Вы увидите, что меньшевик в своей демагогии рассчитывал именно на то, что Вы еще не держали в руках «Капитала» Маркса. Посмотрите, и убедитесь, что это так. Увидите, что и сам этот «ученый» «Капитал» не изучал или ничего не понял в нем, иначе он не называл бы себя меньшевиком. Хорошо знающий теорию Маркса и честный революционер не может быть сторонником меньшевизма…»
«Капитал» Маркса, 1-й том, я достал в библиотеке московского Общества взаимопомощи коммерческих служащих на Рождественке, д.4. Библиотекарь, меньшевик, и сотрудницы библиотеки, тоже меньшевички, очень упорно и долго уговаривали меня не брать эту «чрезвычайно ценную и редкую» книгу (я не сомневался в том, что искренне боялись, что я «Капитал» беру для того, чтобы продать где-нибудь на «Сухаревке» или у «китайской стены», ведь я был в их глазах только «рядовой» солдат и потому полуграмотный и способный «на всё»), лишь после указания секретаря правления Степанова они выдали мне «Капитал» с повторением наказа – непременно возвратить книгу через две недели. Само собою разумеется, я смог лишь перелистать 1-й том «Капитала», но и это поверхностное знакомство позволило мне убедиться, что меньшевик напрасно называл себя марксистом, «Капитала» он не знал.
Малёнков рекомендовал мне прочитать брошюру Ленина «Две тактики социал-демократии в демократической революции». Я не смог достать эту книгу, Малёнков сам принес её и мы вместе познакомились с её содержанием.
В конце мая и в июне меньшевистская демагогия меня уже не смущала, я неплохо излагал на собраниях и в беседах с товарищами солдатами основы большевизма и наступал на меньшевиков не без успеха. Кстати, постоянные ссылки меньшевиков на теорию Маркса безотносительно к вопросам текущей политики, их начетничество, вызвали у солдат охлаждение и потерю интереса к их пропаганде, про них говорили, как говорили про Каутского, что они «спят» на «Капитале» Маркса; меньшевики, с которыми мне пришлось воевать в 1917 году, «сидели» на книгах…