Неизвестный солдат о себе и других
Часть 1. Из глубины жизни народной
Глава 2. Война и революция. 1904-1907 гг.
Продолжение.
Кимрские сапожники, не только хозяева, но и кустари, от войны никогда не страдали, не бывали в убытках. В турецкую войну и войну русско-японскую в армию по нашему уезду призвано было в войска людей очень немного. Те, кто оставался дома, обеспечивались работой на круглый год свыше всякой меры. Шитьё «казны» было выгодно. Сапожники все обворовывали интендантство, конечно, с ведома чиновников, ведавших заготовкой обуви и воровавших по-крупному. Но и сапожники считали войну с японцами несчастной, позорной, ждали окончания её с нетерпением. Уж очень велик был позор, понесённый Россией по вине генералов и самодержца Николая.
Прошёл слух, что в Петербурге по приказу царя расстреляны рабочие-фабричные, приходившие к Зимнему дворцу просить царя о помощи. Мужики собирались по избам, горячо спорили о злодействе. Одни прямо и открыто осуждали царя, другие стеснялись, говорили, что царь поставлен от бога, что он всё может, «ему всё велено». Однако большинство держалось первого мнения. Отец был среди них. Искали виновников и находили: виноваты царь и его приказчики-министры, они вступились за хозяев-мироедов, а фабричные правы, житьё их плохое. Сапожники, работавшие на хозяев в городе, очень хорошо знали это. Некоторые, особенно Дмитрий Хлестов, уверяли, что власть царя и власть помещиков одна и та же, а за их спину прячутся хозяева фабрик и мастерских. Они все заодно. А за рабочих нужно бить всех царей, и в Питере и в деревне. Хлестов давал понять, что так думает и учитель Сергей Александрович (Вершинский).
Слово «революция», дотоле неизвестное в деревне, стало произноситься часто, события, которые этим словом выражались, обсуждались горячо всеми взрослыми крестьянами везде, где они бывали вместе. В чайной газеты читались вслух, они вызывали теперь особый интерес даже у неграмотных. Начали проявлять интерес к революции женщины и дети-подростки. И это несмотря на то, что сообщения в газетах были только в полицейском изложении, а церковь с порога осудила революционеров и их действия, внушала женщинам, что революция – великий грех, ибо исходит от самого сатаны.
Девятое января из Петербурга прокатилось по всей России, волны его захватили и заколебали рабочих и трудящихся крестьян-сапожников и Кимрского кустарного района. Рабочие фабрик и заводов, крупных и мелких мастерских – обувщики, кожевенники, посадчики, заготовщики – бросили работу; с ними заодно прекратили работу приказчики, конторщики и другие служащие в конторах и на складах купцов, хозяев, раздававших кожевенный товар для изготовления обуви. Остановилась работа и кустарей. Забастовка становилась всеобщей, приобретала открыто политический характер. Кустари-крестьяне, говоря о злодейском преступлении царя, обсуждали и дела местные, осознавали свои отношения с хозяевами-капиталистами.
«Пора обуздать всех мироедов, сдирающих шкуру с народа!» Втянутые в забастовку фабричными рабочими наши полупролетарии, за редкими исключениями, пошли за своим вождём – рабочим классом. Они же, крестьяне-бедняки и середняки, начали поговаривать о необходимости «поравнения» земли у всех по трудовым силам каждого: «Земля божья, кто не работает на ней, не должен и владеть ею!» Это самая первая программа крестьянской революции, до которой додумались сами крестьяне; затем слово «божья» было заменено словом «ничья»: «Земля ничья, т.е. общая, пользоваться ею может тот, кто пашет, сеет, собирает урожай своими собственными руками!» Я слышал эти слова от старших в деревне в 1905 году много раз, когда они, рядовые полуграмотные и неграмотные совсем труженики, вели споры между собою о том, как быть с землей помещичьей, церковной и прочей.
Сапожники не сразу возобновили работу в деревнях и после того, как забастовка в Кимрах закончилась. В 1905 году она возобновлялась несколько раз. Кимрским купцам пришлось посылать приказчиков в некоторые деревни, чтобы напомнить кустарям их обязательства о сдаче изготовленной обуви своевременно. Нельзя не отметить, что кимрские капиталисты, присваивавшие труд кустарей, терпели от забастовок гораздо больший убыток, чем фабриканты-заводчики: сапожники наши не только прекращали работу, но и считали своим правом вернуть часть награбленного хозяевами их труда путем присвоения кожевенного материала. Взыскать с кустаря стоимость этих материалов было очень трудно, само ведение тысяч судебных дел обходилось дороже, да и взыскание по суду чаще всего завершалось отобранием самоваров, которые нужно было кому-то еще продавать. Правда, хозяева, отлично знавшие об этом, стремились обеспечить себя от возможных потерь при помощи занижения заработной платы, но это не было надежным средством, конкуренция сводила на нет усилия отдельных предпринимателей.
В Кимрах развернула почти открыто свою работу организация рабочих во главе с А.А. Гладиловым, называвшая себя «кимрская организация Российской социал-демократической партии». Она и была организатором политической забастовки кимрских рабочих, она же помогла объединиться в профессиональные союзы и держать связь с московскими товарищами. По-видимому, эта организация успела установить связи с некоторыми деревенскими людьми. Говорили, что наш учитель С.А. Вершинский был среди ее членов.
Рядом с организацией социал-демократов появилась другая организация, называвшая себя «комитет социалистов-революционеров». В деятельности этого комитета принимали участие служащие из Кимр, она имела сторонников и в деревнях. Говорили, что в комитете эсеров состоял Плетнев Василий из деревни Бородино Ларцевской волости, кто-то из крестьян села Губин-Угол, деревень Бережок и Золотилово той же волости. В деревнях нашей Ильинской волости об эсерах не было слышно.
Наши крестьяне знали, что обе эти организации стремились к одной и той же цели: свержение царизма, созыв Учредительного собрания, но знали также, что программы их были разные. В подробностях мужики не разбирались. Названия обеих организаций крестьянам в деревне были непонятны, даже произношение этих названий на деревенском языке было почти невозможно; до каких словесных искажений доходили в разговорах о революции неграмотные мужики и сказать нельзя, дело доходило до прямого неприличия. А содержание стремлений и намерений их дошло до сознания народа сравнительно быстро и довольно правильно. Большую помощь оказали народу сапожники, возвратившиеся из Москвы и Петербурга и осевшие дома из-за безработицы в городах. Судили об этих организациях по их делам и по тому, куда и на что они звали народ в борьбе за свободу.
Поскольку позволял возраст (11 лет), я прислушивался к разговорам взрослых о политике, но память сохранила очень немного. Мужики – сельские хозяева первое время говорили, что социал-демократы сами считают себя только рабочей партией, имеют своей задачей заботиться о рабочих, значит, до крестьян им дела нет, следовательно, крестьянам нужна своя крестьянская партия. Социалисты-революционеры требуют «земли и воли», значит, ближе к нам, с ними по пути, значит, с ними и связь держать. Но даже наиболее крепко сидевшие на земле (правильнее в земле) крестьяне иногда, слушая об эсерах, задумывались и чесали в затылках. Их мучил вопрос: «Можно ли управиться с царем мужикам только своими силами, без рабочих, а если нет, то не лучше ли будет воевать вместе, да и двигаться не самим по себе, а за рабочими?»
На снимке: сапожники. Начало XX века.