Семейные проводы кимрского купца в Москву

Мы продолжаем путешествие в прошлое «столицы сапожного царства», так издревле называли Кимры.

И если в предыдущих публикациях помогали нам в этом улицы и дома, то на этот раз гидами выступят реальные люди из прошлого: купцы, путешественники, журналисты, деятели церкви, жители села, оставившие нам свои воспоминания, путевые очерки, исследования, письма – документальные свидетельства событий, очевидцами и участниками которых были они сами. Посмотрим, читатель, за дальнейшим путешествием купца в Москву.

Проехав 20 километров до деревни Залесье, делали первую остановку в трактире, у которого стояли кормушки-ясли для лошадей и которую извозчики называли водопойлом. При входе в трактир нашего купца с низким поклоном встретил трактирщик. Стол покрывается чистой скатертью, подается нежинская рябиновая, ставится любимая былым купечеством архиерейская на тоненьких ножках рюмка и для одного чай. Несколько штук испеченных женою подорожников передаются для разогревания на плите. На отдельный, занятый извозчиком, с окном против тройки стол подается по заказу купца полбутылки очищенной «зазыкиной», для вина граненый стаканчик, сковорода поджаренной с колбасой картошки и чай. Напившись чаю, извозчик направился к лошадям, через несколько минут является трактирный сторож, докладывает, что лошади накормлены, напоены и ожидают к отъезду в Корчеву.

Усаживаясь в кибитку, купец просит извозчика потешить его в дороге песнями, за что он ему поставит по приезде в Корчеву вновь угощение. Отдохнувшие лошади лихо помчали. Извозчик Филимон начал с любимой песни купца:

Гой-да тройка, снег пушистый,

Ночь морозная кругом..,

сменяя одну песню другой.

Расстояние в 20 километров от Залесья до Корчевы лобачевская тройка преодолевает менее чем за два часа. Купец следует по крутой лестнице гостиницы Страхова во второй этаж, в первую комнату для приезжающих, которая бывала зимой всегда хорошо натоплена. Его приветливо встречает слуга Павел, ранее много лет служивший в Кимрах, в гостинице Дудкина, и знавший лично многих кимрских купцов. Он рассказал, кто сегодня приехал на утреннем и кого ожидают в Корчеву вечерним поездом со станции Завидово. Заказав себе чаю и к обеду московскую сборную селянку, купец принял перед обедом порошок, невольно вспомнив совет уважаемого кимряками врача Пономарева Ивана Ивановича, чтобы каждый кусок был надлежащим образом прожеван и до желудка дошел в формах, вполне согласных с требованием медицинской науки.

В Корчеве к гостинице Страхова для дальнейшего следования до станции Завидово Николаевской железной дороги содержателем ямщины Мартыновым была подана корчевская тройка вороных лошадей, также со звоном валдайских колокольцев. Усаживая в кибитку купца и прощаясь, кимрский извозчик Филимон, снимая шапку, благодарит за угощение с пожеланием дальнейшего счастливого пути.

Невольно вспоминаются слова великого писателя Гоголя из «Мертвых душ»: «эх, тройка, птица тройка, кто тебя выдумал! Знать, у бойкого народа ты могла только родиться».

Остальной этап этого гужевого пути через Новое до станции Завидово Николаевской железной дороги отличается наибольшим количеством встречного железнодорожного ездока, возвращающегося в Корчеву, Кимры и Калязин, а также бедняков-крестьян соседних деревень, везущих на продажу сено, солому, обувь, дрова, бревна и другие материалы, а также продукты питания.

Немало в этот путь за быструю езду пришлось выслушать нашему купцу проклятий от едущих встречных, сворачивающих в сугробы снега, давая дорогу лихой тройке купца. Мужики между собою рассуждали: куда это так бешено гонят лошади, наверное, по военным делам, или едет исправник за сбором с нашего брата, крестьян, оброка. Если нет денег, отберет самовары. А может быть из Корчевы едет московский адвокат, приезжавший защищать какого-нибудь жулика. Нет, ребята, скорее везут в Москву кимрского самодура – обируху купца. Их по этой дороге каждый день возят, все с колокольчиком да с колокольчиком!..

Заснувший в кибитке купец был с козел разбужен ямщиком, который сообщил, что через несколько минут будет Новое: не прикажете ли остановиться около трактирчика, погреться и напоить лошадей? На что последовало согласие.

Есть предание, что был первым владельцем трактирчика бывший повар московского ресторана Тестова. Особенностью трактирчика было меню: яичница-глазунья, приготовленная с русским маслом, тоже с колбасой, ветчиной, с разным мясом и молоком. Означенное меню было до конца существования трактирчика сохранено разными его владельцами.

Означенный трактирчик с давних времен был местом свидания всех приезжающих, едущих на лошадях и во время навигации на пароходах по Волге транзитом через станцию Завидово с направлением на Москву, обратно и другие транзитные города, села и деревни. Купец, выпив несколько архиерейских рюмок водки, закусив яичницей-глазуньей с колбасой, отправился на той же тройке на находящуюся от Нового в 13 километрах станцию Завидово, предупредив ямщика погонять лошадей, чтобы не опоздать к отходу в Москву поезда. По приезде на станцию купец передал на хранение станционному сторожу Василию, впредь до его возвращения из Москвы, свою волчью шубу с подушкой, одевшись в вынутую из чемодана лисью шубу с камчатского бобра воротником. Сделав распоряжение выправки 2-го класса билета и отправки багажа, посылает в Кимры жене телеграмму: сейчас выезжаю чугункой Москву.

До Октябрьской революции основной транспортной магистралью для торгового села Кимры была Волга

Приехав в Москву, занял номер в Черкасском переулке у Виноградова Владимира Ильича, который, кроме номеров, имел около двадцати лошадей, на которых отправлял гужем из Москвы в Кимры и обратно разные, преимущественно кожевенные, товары и обувь. Благодаря этому большинство кимряков останавливалось у него в номерах.

Кимряков только утром можно видеть было в номерах за утренним чаем. Остальное время они большую часть дня проводили в излюбленном ими трактире Арсеньича, который особенно славился ветчиной, осетриной и белугой, которые подавались на закуску к водке с хреном и красным хлебным уксусом. За этой закуской кимряками производились с московскими купцами и их доверенными расчеты и разные сделки продажи и покупки товаров. В одну из подобных коммерческих сделок наш купец, увлекшись лишней рюмкой водки, благодаря хрену с красным уксусом и горячей ветчине, вместо своих номеров попал со своими московскими приятелями в парикмахерскую, из которой все вышли по-праздничному выбриты, надушены. Наш купец, подражая московским, даже приказал себе подстричь бороду «а-ля Буланже» (в Кимрах под видом зубной боли до заращения выбритых щек носил черную повязку).

После парикмахерской, побывав в трактире Мартыныча, находившемся в подвалах городских рядов, купец с приятелями отправился в загородный ресторан «Яр», заняв там отдельный кабинет и пригласив цыган. Далеко за полночь слышна была из кабинета загулявших купцов пьяная песня: «Эх вы, Сашки-Канашки мои, разменяйте бумажки мои!..»

Купец ранним утром на лихаче в сопровождении бывшего с ним у «Яра» московского приятеля был доставлен в Черкасский переулок к своим номерам, дав обещание завтра вечером вновь встретиться у «Арсеньича». Через несколько дней разгул окончился. Наш купец, подсчитав свои расходы по поездке и разгулу, пришел в бешенство от их большого количества и решил разложить этот изъян на всех крестьян, приняв как руководство, как прочие кимрские и приезжие капиталисты проделывают торговые комбинации с сериями и купонами.

Отправился по меняльным лавкам скупать этих всевозможных меняльных знаков, досрочно отрезанных купонов и серий, которые в наше село ежедневно ввозятся целыми партиями. Накупив таковых целую партию на несколько тысяч рублей для расплаты с кустарями за обувь, купец отправился в Кимры, где эта кипа купонов и серий была роздана кустарям-беднякам за обувь.

Кустарь, взяв все, что дали, пошел к своей жене с голодными и раздетыми ребятишками, проклиная, на чем свет стоит, свою беззащитную долю и всех капиталистов, зажавших бедняков в свои цепкие лапы.

А. СТОЛЯРОВ

На снимке: вид с улицы Ильинской (ныне Урицкого) на Торговую площадь (ныне Майская).

Оставьте комментарий