Семья Нарышкиных уже с первых дней войны 1941 года жила в напряжении. Иван, старший сын, служил в эскадрильи, был лётчиком, защищал северные рубежи Родины. Самыми тяжёлыми для него были военные дни на Финском фронте. Василий, второй сын, встретил врага на западных рубежах Союза. Он проходил тогда срочную службу в армии и остался воевать, дослужился до офицера. Василий не вернулся с фронта – погиб, защищая Отечество.В Ярославской области, Брейтовском районе, в деревеньке Промежки в маленьком домике жила многодетная семья, в которой росли семеро детей. Большому количеству ребятишек тогда не удивлялись: многодетными были все деревенские семьи. Когда дети подросли, Нарышкины в поисках лучшей доли переехали в Тверскую область, в Весьегонский район. Алексею, четвёртому ребёнку после Ивана, Василия и Екатерины, когда началась Великая Отечественная война, исполнилось семнадцать лет.
В 1942 году, как только Алексею Нарышкину исполнилось восемнадцать лет, пришла повестка явиться в военкомат – призыв в армию. Направили учиться на снайпера в Орехово-Зуево. Шесть месяцев учёбы, и профессионального стрелка в числе других новобранцев 232 Гвардейского полка отправили на Воронежский фронт, где шли жесточайшие кровопролитные бои. В сентябре 42 года началась наступательная операция войск Воронежского фронта с целью освобождения города и захвата плацдарма на правом берегу Дона. Много в тех боях на полях сражений полегло наших солдат. «Из 615 бойцов тогда осталось в живых, это вместе с ранеными, около 100 человек», – вспоминает сегодня Алексей Андреевич. В одном из этих боёв он был ранен в грудь. Возможности вывезти раненых в тыл не было – шли круговые боевые действия; лечили в передвижном госпитале. Рана молодого солдата заживала, он быстро шёл на поправку. Советские войска уже освободили южные районы Воронежа и попеременно то отходили, то переходили в наступление. Сержант Нарышкин снова встал в строй. Теперь его определили в разведвзвод 181-й танковой бригады, которая базировалась на Украине. Он вновь попал в самое пекло – на станцию Знаменка. Назначили командиром бронетранспортёра. У Алексея Нарышкина были новые задачи: подбираясь как можно ближе к вражеским рубежам, «выглядывать» огневые точки противника и составлять прифронтовую карту его дислокаций. Накануне Нового года войска, в которых служил Нарышкин, перешли границу и после двухчасовой артподготовки вошли в Румынию. В этих боях Алексей получил тяжёлое ранение в ногу. Три месяца он провёл в военном госпитале, размещавшемся на территории Румынии.
Их в госпитале было 22 выздоравливающих бойца, все как на подбор молодые парни – 18-22 лет. Советские войска наступали на всех фронтах. Это окрыляло бойцов. Молодость брала своё: хотелось жить, а раны заживут! Выписали всех одновременно. Полные жизнеутверждающей силы, бойцы сразу же направились в местный ресторан. Много говорится в наши дни о том, что бойцам давали фронтовые 100-200 граммов спирта или водки, но в войсках, где служил Алексей, ничего подобного не было. Вкуса спиртного он не знал. Но в зарубежный ресторан пошёл с друзьями охотно. Это сейчас, прожив много лет, он понимает, что не в ресторан они тогда попали, а в обычную румынскую столовую, где продавалось местное виноградное вино. В зале сидели мадьяры, провожали старый год. Перед ними на столах стояли деревянные ведёрки с вином и один на всех ковш с длинной ручкой; дымились кальяны. «Пить вино? Не в жизнь! Только русскую водку!» — так решили ребята. В ресторане водка нашлась. «Выпили и повторили, глупые». Истощённые, не совсем здоровые, после повтора они совсем ослабли, их «развезло». Вышли из ресторана, а навстречу советский офицер, не боевой, а тыловик. «Ему не понравилось наше поведение. А какое поведение – веселье, только и всего?! «Вы в чужой стране, вы освободители, порочите честь советского солдата, ведёте себя недостойно». Кричал и кричал. Ему кто-то из бойцов нагрубил. Он толкнул, а потом ударил его. Бойцы высказали ему всё, что думали: «Видно, что вы на фронте не были. В тылу отсиживались». Кто-то его тоже толкнул. Офицер закричал: «Я вас всех сгною! На гауптвахте сдохнете!» И вызвал роту солдат, 60 человек. А нас – 22. Не победили, но подрались. Зимой при 8-градусном морозе с 5 до 8 вечера мы сидели в холодном подвале». А через 4 часа наступал Новый 44-й год!
В подвале веселья не было, бойцы приуныли. Вдруг их стали вызывать по одному наверх. Кто уходил, больше не возвращался. Стало страшно. Допрос вёл прибывший в часть по своим делам генерал. Ему доложили о недостойном поведении бойцов. Он решил лично выяснить обстановку и поговорить с каждым. Солдаты на вопросы отвечали чётко, не лукавили. «После того, как допросил последнего, отправил всех нас в столовую, а командиру приказал выдать всем по кружке виноградного вина. Похмелиться», — улыбаясь, вспоминает Алексей Андреевич. Друзей распределили в разные роты.
После тяжёлого ранения ноги Алексей уже не мог служить в разведке. Сгодился для пехоты. В составе армии шёл освобождать Венгрию. Тяжело пришлось нашим солдатам на передовой в венгерских окопах. Морозы не ослабевали ни днём, ни ночью. Спать бойцы боялись – могли замёрзнуть. Выйти из окопов тоже нельзя, соблюдалась конспирация. В бой шли, как будто освобождали себя. Откинули фашистов к чехословацкой границе. Вскоре и сами вступили на территорию этого государства. Советских солдат становилось меньше. А бои и здесь шли кровопролитные. Враг занятые территории сдавать не спешил. И вновь Алексей Нарышкин был ранен в бою. От взрыва гранаты получил ранение всей правой стороны тела. Самое страшное в том, что его, потерявшего сознание, засыпало землёй. Это случилось 25 апреля под Брно. Алексея нашли не сразу, но кто-то услышал стон, и его откопали. Пять дней беспамятства. Очнулся в госпитале, узнал о Победе. Вспоминает, раненые бойцы не один день ликовали. Но иногда по ночам стонали или плакали, вспоминая погибших друзей и родных.
В середине июня его и ещё нескольких бойцов выписали из госпиталя и вывезли в Берлин. Здесь, в фашистском логове, формировались части, которые отправляли на Дальний Восток. Правительства США, Великобритании и Китая летом 45 года призвали японское правительство немедленно провозгласить безоговорочную капитуляцию. В это же время было создано Главное командование Советских войск на Дальнем Востоке. На сборы бойцам времени дали мало. Их ждали и наши дальневосточники, и китайцы, и корейцы. Привезли в Улан-Удэ. Добираться в Порт Артур пришлось своим ходом, там стояла воинская часть их назначения. Тысячи километров предстояло пройти пешком по пустыне Гоби. Командиры заставили бойцов освободиться от вещей, с которыми те прибыли из Берлина. Солдаты сожгли их в кострах. Переход был многодневным и тяжёлым. 60-70 километров в день. 800-граммовая фляжка воды бойцу на сутки. Палящее солнце, слепящий глаза песок. Пехотинцы шли около месяца. На одной из железнодорожных станций разведчики выяснили, что здесь стоит эшелон с японскими войсками. Вступили в бой. «Сразу придавили, и японцы сдались». Только в августе 45 года был подписан акт о капитуляции Квантунской армии. За боевые военные заслуги на Дальнем Востоке Алексея Андреевича наградили орденом.
Демобилизовался он 12 февраля 1947 года. Поехал к родным в Весьегонск. Устроился в леспромхоз, заведующим гаражом; женился. Через два года его пригласили в город Калязин на рыбозавод, предложили работу экспедитора по сбыту продукции. Вскоре перевели на Кимрский участок рыбозавода, который располагался в устье реки Медведицы. Пять лет работал он на участке, затем переехал с семьёй в Кимры. С женой жили дружно, вырастили троих сыновей. Но горе не обошло их на гражданке. На производстве один из сыновей погиб; он работал крановщиком. Алексей Андреевич гордится потомками. Сейчас ждёт возвращения из армии внука, который проходит срочную службу в Подмосковье. Опасается, что теперь в армии нет братства, как в те военные времена, когда они выручали друг друга из любой беды.